БОРОДИНО


                                -- Скажи-ка, дядя, ведь не даром?
                                -- Не даром!


I.

        Внесли жаровню с тлеющими углями, и мёрзнущий император
почувствовал облегчение - этой проклятой русской осенью он мёрз
неимоверно. "Дерьмо," - подумал он про себя, - "дерьмо - вся эта
страна, дерьмо - вся эта кампания, деоьмо - даже эта засраная
русская деревушка с дерьмовым названием, которое европейский
язык не ву состоянии произнести!" Император припомнил, что
переводчик сказал о названии этой дерьмовой, нет, трижды
дерьмовой деревни - что-то имеющее отношение к той гриве
волосни, порой доходящей до колен, которую носят эти
дерьмовые русские... "мюжики". Слово "мюжики" император
произнёс про себя по-русски, и это почему-то немного поправило
его настроение, но всё-таки недостаточно. Проклятый Кутузов
наконец-то остановился в своём безостановочном драпе на
Восток. кажется, он осмелился всё-таки дать бой императорским
войскам. "Что он себе воображает, этот старик? Неужели он
всерьёз думает преградить путь армии, покорившей всю
Европу? Чтож, завтра посмотрим..." - настроение императора
опять пошло вниз, к тому же заныли суставы и опять обострился
насморк. "Проклятая страна, проклятая погода. Похоже, я уже
никогда не избавлюсь от этого насморка. А суставы... неужели
я всё-таки подхватил артрит?.. Сейчас..." - император рылся в
той части палатки, где лежали всяческие мелочи с Востока,
модные в прекрасном Пари. Император вообще-то не особенно
любил стили "а ля Ориент", но некоторым изобретениям, в
частности китайским, вполне отдавал должное. "А вот она где!"
 - и на свет божий показалась лаковая шкатулка из Цзяннани.
Усевшись поудобней, для чего пришлось поёрзать задом в
огромном кресле, иператор дрожащими пальцами открыл
шкатулку. Внутри находились аккуратно уложенные в гнёзда
несколько десятков тёмно-коричневых, почти чёрных шариков.
Примерно столько же, если не больше гнёзд уже пустовали.
Император взял тонкими серебряными щипчиками один из
шариков и осторожно водрузил его в серебряную же трубочку.
И щипчики, и трубочка находились всё в той же шкатулке.
Горящей лучинкой император разжёг трубочку и осторожно,
но вместе с тем с невыразимой жадностью потянул потяну в
себя синеватый дымок. Сразу же прекратились боли, а ещё через
секунду император был уже далеко от этой дерьмовой страны
, в которой бывают такие деревеньки, с такими странными
названиями - и император засмеялся - как это... Бо-ро-дино, нет,
Бородино. И теперь, полностью удовлетворённый, отдался
 своим грёзам. Завтра будет не до них.


II.

        Подскакав к самой ограде, всадник вздыбил коня и лихо соскочил на
землю. Бросив поводья подбжавшему ординарцу, приехавший
развалистой походкой направился прямо ко входу, но его остановили:
  -- Стой! Кто таков?
  -- Лука Мудищев, дворянин, - отозвался приезжий. Начальник караула
вошёл внутрь и вернулся вместе с офицером по особым поручениям
при командуещем. Тот коротко поклонился и пригласил:
  -- Проходите, командующий ждёт вас.
        Лука Мудищев был из тех блестящих лейб-гвардии гксарских
офицеров, которые в подражание Денису Давыдову, выпросили у
Кутузова позволения покинуть регулярную Действующую Армию и
возглавить партизанские отряды, бившие врага в его собственном
тылу. Сам же Лука был одним из самых знаменитых, прославился же он
своими абсолютно бескорыстными диверсиями  против обозов, везущих
всякие ништяки для французской армии. Ништяки оседали в венах и
желудках мужиков мудищевского отряда, которые были чрезвычайно
рады этому обстоятельству и частенько говаривали:
  -- Гы! Хоть господского кайфу попробовать! И от хранцуза польза,
одначе, бывает, не токо болезни.
        Дела у мудищевцев шли превосходно, но тут последовал вызов в
 ставку к Кутузову. Лука недоумевал, но делать было нечего, и теперь
он с нестерпимым любопытством ожидал встречи с командующим.
        Кутузов сидел у грубо сколоченного стола и при свете лучины читал
книгу. При появлении Луки он заложил страницу закладкой и добро,
по-стариковски, улыбнулся.
  -- А вот и наш партизан! - и, не вставая с лавки, протянул руку, - Что,
удивляешься, - продолжил он, - дескать совсем старик спятил, завтра
генеральное сражение, а он тут книжечки почитывает, так?
  -- Да что вы, господин фельдмаршал, я и сам перед налётами, бывало
всю ночь с книгой сижу.
  -- Да? А что такое читаешь? - вдруг заинтересовался Кутузов.
  -- Да есть тут у меня одна настольная, - засмущался Мудищев и,
расстегнув сумку, достал и протянул фльдмаршалу толстеннейший
гроссбух.
  -- "Наркология для начинающих", - держа книгу в далеко вытянутых
 руках, прочёл заглавие дальнозоркий Кутузов, - Нет, это для вас,
молодых, нам старикам это уже ни к чему, - и показал переплёт своей.
Название гласило: "Болезни магистральных вен", - Такое вот наше
стариковское чтиво. А ты, небось, думаешь, зачем это мне
понадобился? Ну, признавайся, гадаешь?
  -- Гадаю! - честно рапортовал Лука.
  -- Ну так вот, слушай. Завтра мы с Буонапарте сцепимся на этом поле,
смекаешь?
  -- Смекаю. Да только тяжело нам завтра придётся - Буонапарте
как-никак лучшим полководцем Европы считается.
  -- Вот-вот, и я о том же. Ежели бы нам этого" лучшего полководца
завтра и... Либо в плен взять, либо... того...
  -- Да ак же это, Михаил Илларионович?! Он ведь в середине своих войск
 будет, да ещё и гвардия вокруг него... Это если не по воздуху лететь,
то никак не возможно.
  -- А мы не по воздуху, мы под землёй. Туннельчик прокопаем, понял?
  -- Да ведь как...
    -- Что ты заладил "как, как"? Кверху каком! Дальше слушай. Есть
тут у меня двое. Один - Егором зовут, мать - врач, отец -
военнослужащий, короче - наш человек, русский. Из казаков. Так вот,
он большой специалист по андерграунду.
  -- По андерчтоунду? - не понял Лука.
  -- По андерграунду, дурень. Это по-умному, по-аглицки, "подполье".
В подпольях, значит, рубит. А значит и в туннелях. Летов его
фамилия, не слыхал?
  -- Нет. А второй кто?
  -- А второй с топором дюже ловко обращается. Этого Родионом зовут,
Родион Романович Раскольников. Он у баркашовцев главным
инструктором. Ну, теперь-то, наконец, уразумел.
  -- Н-не совсем...
  -- Ну точно, дурень. Вобщем, завтра, когда начнётся, этот
подпольщик копать будет до самой буоннапартовой ставки. А как
докопает, Раскольникова выпустим с топором на Буонапарте. А ты -
дадим тебе твоих гусар гродненских - его прикрывать будешь,
чтоб он до самого злодея дошёл. Теперь ясно?
  -- Ясно, - с восхищением выдохнул Мудищев. И с обожанием глядя
на командуещего, спросил, - А этот... Летов... он когда копать начнёт?
  -- А он уже начал. Он говорит, что вообще всю жизнь копает, говорит,
что всю жизнь в этом... андерграунде.
  -- Ну надо же, - подивился Лука, чем только люди не занимаются.
Да где ж вы его такого нашли?
  -- А он песенки свои как-то солдатам пел. преуморительные, кстати,
песенки, ты много потерял, что не слышал. Что-то там... та-да та-да...
Хэй, бабища, блевани!
  -- Да, - согласился Лука, - солдатские песни зело солёными бывают.
  -- Ну ладно, иди, иди, - сжалился Кутузов, - отдыха. Да скажи генерал-
квартирмейстеру, чтобы тебя на довольствие поставил. Тут нам вся
Россия плану, по коробку собрав, прислала. Третий день пыхаем. Иди
уж, а то всё без тебя продымят.


III.

        Летов, смахнув со лба пот, последний раз пнул в зад склонившегося
перед ним средних лет мужичка с короткой, аккуратно подстриженной
 бородкой.
  -- Ну иди, - тяжело дышаотпустил его, и чтобы как следует рыл! Ни
хуя копать не умеешь, а пиздел-то, пиздел: "Я, дескать, такой крутой
андерграундщик, тридцать пять лет в андерграунде, и ваще, это я
его основал!!" Сука!
        Мужичок суетливой рысцой протрусил куда-то в темноту, откуда
слышались удары кайла и лопат.
  -- Ну что, Борис, - встретили его там, как он?
  -- Ох, лютует, братцы, ох лютует.
  -- Ну на, пыхни, успокойся, - протянули ему косяк.
  -- Что же делать, братцы? - спросил он после второй тяги, - Звереет
ведь начальство, скоро совсем жизни не даст. А всё ты, падла, -
неожиданно обозлился он на кого-то из присутствующих, - "Красное
на чёрном, Красное на чёрном!" Наплодил панков, теперь они, чтио хотят
 делают.
  -- Да что я, - стал оправдываться тот, - я-то тут при чём? Я что, панком
когда был? Ты их сам выкормил - кто Цоя пригрел?
  -- Я как Цоя пригрел, так он на человека стал похож, с панками завязал
тусоваться и приличную музыку играть стал.
  -- Хвати, - оборвали их, - давайте, чем разборки устраивать, придумаем
чего.
  -- А чего тут думать,- раздался ещё один голос, - надо скинуться и в
аптеке у господина Лаэртского белого купить. Господин начальник летов
 как джеффом вторчится, так сразу и подобреет - у джеффа действие такое.
  -- А ну как не подобреет, - засомневался Борис, - зверь ведь тот ещё.
  -- А не подобреет, так всё одно - гнать начнёт, не до нас будет,- резонно
отвечали ему. Так что давайте, скидывайтесь на пятнадцать
шестьдесят.
        И зазвенели медяки, падавшие на пол из выворачиваемых карманов.


IV.

        У Великого Магистра побаливала поясница. Вчера, когда он задумал
побаловаться с кобылой брата Конрада, брат Арнольд фон Циклодол,
известный на вессь Орден своей склонностью к неуместным шуткам,
подкрался и в середине акта вышиб из-под Великого Магистра
табуретку. Невыразимым напряжением поясничных мышц
Гроссмейстер скмел удержаться на весу, будучи лишённым опоры
и повисши на глубоко утопленном в привычную к рыцарским забавам
кобылу брата Конрада члене. Брат же Арнольд фон Циклодол принялся
уверять принялся уверять, что со спины он якобы не признал
Гроссмейстера, но Великий Магистр ему не верил. Он подозревал,
что брат Арнольд так жестоко подшутил над ним в отместку за
недавнее запрещение Гроссмейстера использовать выдумку его
 родственника Генриха Фон Дикинета. Изобретение брата Генриха,
которое тот назвал "Елдовой", состояло в привязывании к
двухметровой длины елде брата Генриха булаве. С помощью этой
пресловутой Елдовы брат Генрих надеялся одержать победу в
ежегодном турнире Тевтонского Ордена на кубок святого Грааля, но
Гроссмейстер запретил её применение, как не отвечающее законам
рыцарского ордена. Теперь вот поясница болит.
        Подонки же фон Циклодол и фон Дикинет в это время готовили
новую проказу. Вместо употребляемого при причастии церковного
вина они подлили в священный сосуд раствор слабительного и
теперь ждали, когда священник, служащий мессу, начнёт подавать
первые признаки нетерпения. Кроме того они открыли тотализатор
и принимали ставки от остальных братьев. ставки в основном
касались вопроса, дойдёт ли священник до сортира или не успеет,
а если не успеет, то на каком именно участке пути ему суждено
обгадиться. Эти два орденских брата всегда умели привлечь
внимание даже к такой скучнейшей вещи, как богослужение.


V.

        Звуки, издаваемые обычно при земляных работах, смолкли, Все
постепенно бросали работу и оборачивались, глядя на посетившее их
 начальство. Пополз шепоток: "Приходнулся..." Андерграундщики
ждали, что скажет Летов.
  -- Братья! - вдруг воззвал тот, - С самого начала мира идёт война.
Война сил творческих, солнечных против сил Хаоса. Мы, как русские
люди, должны помешать германской сволочи полонить нашу землю!
Гитлер капут! Панки хой! Наши идеалы объединяют, а не разъединяют
людей!
  -- Какой Гитлер, господин Летов, это ж ещё через сто с лишним лет
будет, - подсказали ему.
  -- Да? - удивился Егор, - А нынче ж кто там у нас?
  -- Наполеон, - был ответ.
  -- Ну и что? Это тоже война! От имени участников национал
большевистского движения "Русский прорыв" я приветствую вас!
Не отдадим врагу и куба родного эфедрина!
  -- Не отдадим! - дружно загудели голоса мэтров андерграунда, -
Не отдадим!


VI.

        Император зябко кутался в плащ. Осеннее солнышко пргревало
на славу, но императора знобило. "Дерьмовая страна, дерьмовая
 погода..." - вернулся он к прежним своим мыслям. Казалось, годы
уже прошли с того утреннего часа, когда прискакал вестовой с
сообщением, что передовые раз(езды ввязались в перестрелку
с казаками. Теперь донесения были куда более серьёзными.
        Подлетел ординарец Массена.
  -- Мы не можем пробиться к флешам! Огонь так плотен, что маршал
 приказал залечь. Ещё у ста человек начался отходняк!! Маршал
 требует подкреплений!!!
  -- Передайте маршалу, что он не получит ни куба, пока не возьмёт
флеши6 - и император повернулся к посланцу спиной.
  -- Но нам требуется по меньшей мере двести кубов.
  -- Возьмите флеши и получите пятьсот.
        Ординарец умчался. Емк на смену нёсся новый - а этот раз от
Даву.
  -- Маршал просил передать, что русские дрогнули, преследуя
их мы наткнулись на артиллерию. Мы не можем поднять голову
- татахи там забивает Горохов!
  -- Ещё триста кубов и новые иглы колонне Даву, - скомандовал
император и ео адьютант полетел в обоз.
  -- Нам нужны ещё баяны!
  -- Продержитесь немного - к Меиру уже ушли за новыми
двадцатками.
        Император оглядел поле боя. Кажется, только Мюрату
удалось добиться успеха - он немного потеснил русскую
кавалерию, но к русским уже подходил на помощь конный отряд
педерастов имени Лимонова, и с криками "За Эдичку, суки!"
ударил во фланг Мюрату. Всё смешалось в этом мешанине.
Французские кавалеристы не могли врезаться, сидя на
храпящих и поднимающихся на дыбы конях. Пришлось и Мюрату
отступить, чтобы перегруппироваться и более-менее спокойно
вмазаться.
        Колонна Даву, терявшая людей в дыму страшных гороховских
татахов после принятых императором мер подтянулась и,
атаковав, немного продвинулась вперёд.
        Оставался Массена. Его пехотинцы, бросая на бегу баяны,
с озверелыми лицами врывались на флеши, защищаемые этим
проклятым Багратионом, и падали, обожжённые ангидридным
уксусом, который защитники флеши лили на них, не жалея.
Обторчанные ханкой, русские блевали прямо в лица фйранцузских
солдат, от чего те терялись и забывали, что им тут, собственн,
нужно. Флеши уже три раза перехолдили из рук в руки -
побеждало то белое, то чёрное. Но император не имел права отправить
ещё джеффа Массена - ещё не пришло время пускать в ход резервы.
        Подскакал грязный, весь в пороховой и конопляной пыли
ординарец Массена.
  -- Мы погибаем, но не можем прорваться, император! русские
подтащили банги крупного калибра - по три литра каждый!
  -- Что ж, - воскликнул император, - вот он - час! Передай маршалу, что
он получит подкрепляния! На русский крупный калибр мы ответим
нашим крупным калибром! Отправьте Массена шестидесятикубовки!
- обратился император к адьютанту, и тот помчался исполнять
приказ. Передай маршалу, - повернулся он к гонцу,- что как только
император увидит французское знамя над флешами, император
сам поведёт гвардию!
        Седоусые ветераны-гвардейцы, прошедшие с императором
через все победы, одобрительно захмыкали. О, эти не нуждались в
шприцах - ни десяти-, ни в двадцати-, ни даже в крупнокалиберных
страшных страшных шестидесятикубовках. У каждого из них в
вене красовался катетер, соединённый капельницей с
пятилитровым резервуаром, помещённом в заплечном ранце.


VII.

        Престарелый фельдмаршал спокойно озирал поле сражения
так же, как это делал с другой стороны его прославленный
противник.
  -- В Лод не пора ли? - горячился рядом адьютант.
  -- Остынь, милай, - спокойнейше ответил ему командующий, -
ты чего, наркоман, что ли, что тебя в Лод тащит?
  -- Так ведь сомнут сейчас наших! - взволнованный адьютант
выбрал ещё пятнашку.
  -- Небось не сомнут.
        Из-под ног показался перемазанный в земле Летов.
  -- Всё готово, Михайло Илларионович!
  -- ну, с Богом! - и фельдмаршал перекрестился.
        Лука Мудищев со своим отрядом, в центре которого шёл
 невзрачного вида с жидкими волосами студентик с топором
на плече, уже спускался в подкоп.


VIII.

        Сквозь дым факелов Гроссмейстер пытался сосчитать членов
орденского капитула - кажется, на месте были все, никто не заболел,
никто не заторчал, никто не уклонился. "Что ж, тем лучше," - подумал
магистр, - "Пожалуй, приступим.", и, поднявшись со своего места, начал:
  -- Братья! Я собрал вас, чтобы обсудить вопрос величайшей важности.
Как всем вам известно, потеряв Святую Землю, захваченную
безбожными мусульманами, наряду со Святым городом Иерусалимом
мы утратили так же и Лод. И теперь христиане, в том числе и братья
нашего ордена, должны унижаться перед проклятыми сарацинами,
чтобы те позволили им купить... Ну вы понимаете о чём я говорю.
Доколе может длиться подобное положение вещей?! Поэтому мы
ссобрались сегодня, чтобы рассмотреть план нового крестового
похода, который вернёт в наши руки Святую Землю. Вот он в
 подробностях. высадившись на Тель-Авивской набережной, отряд,
возглавляемый братом фон Циклодолом идёт быстрым маршем в
сторону Лода по Аялону. Второй отряд, под начальством брата фон
Дикинета, высадясь в Бен-Гурионе встречает его там. Соединившись,
они с ходу должны штурмом взять Лод, и, что самое главное, удержать
его до подхода главных сил, молитвой и постом отгоняя от себя искушение...


IX.

-- А вот теперь и в самом деле пора!
        Голос фельдмаршала оторвал адьютаната от походного холодильника,
где тот хранил джефф.
  -- Чего?
  -- пора, говорю. Скажи Платову, чтобы тот взял два... нет, три эскадрона и
пёр в Лод. И чтоб всё обыскал, а то я арабов этих знаю!
  -- Так у нас столько денег не будет! Ещё ведь стольник на такси!
  -- А кто говорит о деньгах, - и Кутузов нехорошо ухмыльнулся, - а казаки
на что?
  -- Да ведь после таких штучек нас в Лод больше не пустят!
  -- С потерей Лода не потеряна Россия! - высокопарно возгласил
фельдмаршал, - Ну всё, дуй к Платову... И вот ещё что... Брось варить свой
этот... в сине-белых пачках. Непатриотично как-то...


X.

        Брат фон Циклодол слегка брезгливо глядел на арабку, с воем и
слезами покрывавшую поцелуями его ногу, закованную в сталь доспехов,
вместе со стременем и ожесточённо листал немецко-арабский разговорник.
  -- Матка, - наконец нашёл он нужную фразу, - Матка, яйки, курки, млеко, героин.
  -- Та ниц нема, - взвыла арабка, - усё москали позабирали, пан фашист!
  -- Вас ист дас "фашист"? - спросил брат Арнольд брата Генриха и снарядил
гонца к Великому Магистру.


XI.

        Шестидесятикубовки сделали своё дело - флеши были взяты, Багратион
погиб. Можно было, как и обещано, вводить в бой гвардию, но... Подлецы
русские зажгли Москву. Точнее, склады с коноплёй. Чёрный, жирный дым
тянулся к полю сражения, насмерть укладывая непривычных к такому
варварскому кайфу, французов. массена вынужден был - уже который раз
за сегодняшний день - отступить и перегркппироваться, подсчитав потери.
У Даву кашляли, но держались...


XII.

  -- Блядь! - выругался гроссмейстер, - Опять эти русские! Так, говоришь,
ничего? - обратился он к брату фон Циклодолу.
  -- Подчистую! - ответил за него брат фон Дикинет.
  -- Так! - и Гроссмейстер, закатоав рукава лат, взглянул на часы, - Через час
 я начну ломаться. Вот же какой пиздец! Ну чтож, будем догонять!


XIII.

  -- Значит, так, - перед выходом на поверхность Летов раздавал последние
инструкции, - Я четыре раза стучу по гитаре и начинаем. Раз, два, три,
четыре. Как летать птичке, высоко ли, низко ли...
  -- Человек я или тварь дрожащая?! - заорал Раскольников и с поднятым
топором ринулся к Наполеону, держа в другой руке красное знамя.


XIV.

        С высоты боевого коня Гроссмейстер мрачно наблюдал за
Кутузовым, вырезающим с превеликим тщанием на стене бревенчатого
филёвского домика пацифик. Закончив работу, он отошёл на два шага,
осмотрел пацифик и удовлетворённо хмыкнул.
  -- Может, всё-таки сначала вторчимся? - сделал ещё одну, последнюю,
слабую попытку уговорить жестокосердного фельдмаршала Магистр,
 - А то, глядишь, заломает посреди боя.
  -- Не-а, - легкомысленно отверг притязания Кутузов, - Утром - деньги,
вечером - стулья.
  -- Сука! - сплюнул Гроссмейстер, - Ну ладно! Тогда мы с французами
сейчас быстренько разберёмся. Только гляди, не вздумай кинуть, чтоб
потом всё отдал!
  ёё Да отдам, отдам. Мне-то эта дрянь нахрена? У меня своего вон сколько,
- и фельдмаршал, открыв холодильник адьютанта, продемонстрировал
тевтонцу литр эфедрона.
  -- Я этой гадости и вовсе не употребляю, - закончил Кутузов.
  -- Ну лады, - и пока за его спиной рыйари Тевтонского Ордена
разворачивались в боевые порядки, гроссмейстер тремя взмахами
кинжала превратил пацифик Кутузова во вполне приемлемую "Анархию".


XV.

        Наблюдая за всем этим в узенькую щёлочку, Сатана мелко хихикал...


ОКТЯБРЬ 1997


talithakumi