ДВА РАССКАЗА ИЗ ЦИКЛА
"ПРО ДУРАЧКА"
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ - ДУРАЧОК
1.
Я уже совсем забыл как меня кинули полгода назад. По правде говоря,
я скурил за вечер столько гашиша, что собственное имя вспомнил бы с
третьей попытки. Метавшиеся по комнате слова пролетали сквозь меня,
оставляя на сознании лёгкую рябь. Некоторые застревали - бессмысленно
и беспричинно - и их приходилось выдавливать по каплям, как Георгия
Победоносца.
-- Оранжевая трава... - сказал кто-то.
-- Да-да, именно! - с трудом ворочая непослушным языком, отреагировал я.
-- Принесли его домой, оказался он живой! - ответ явно не связан с
предыдущей темой.
-- Хватит гнать волну... Кто говорил про оранжевую траву?
-- Я, я говорил... - улыбается, просовывая голову между горизонтальными
слоями дыма, Вадик.
-- И что ты говорил?
-- Ещё ничего, я только начал!
-- Ну давай... давай...
-- Итак, тут Игорёк говорил, что гулял в парке Носорогов и видел там
траву с оранжевыми листьями, а по форме - ну точно план... Так вот я говорю,
что... Мне тут намедни попалась в руки книжица, называется
"Метаботаника", ну про разные магические травки, кустики, деревца и
тому подобные штуки. Так там было про эту, оранжевую, она называется
крюстокоитус... Вот вы смеётесь, а она так себе уже, может, тысячу лет
называется. В книге говорится, что травка эта, вроде цветка
папоротника, полумифическая. То есть её иногда и встречают, но редко,
так, что учёные её на элементы разложить не успели и потому не верят,
что она есть на свете.
-- Так-так, - я уже отсмеялся от крюстокоитуса и теперь могу
членораздельно задать вопрос, - А сила у неё какая колдовская, ну если я
её пожую к примеру?
-- Ты если её пожуёшь - в лучшем случае просрёшься жиденько, даже если
покуришь - хрен тебе что будет, а вот если вампир её на рассвете покурит,
то сможет при свете дня жить, как человек!
-- Да-а-а... То есть хрен проверишь, есть от неё толк, или нет? - ухмыляюсь-
улыбаюсь-смеюсь я.
-- Я вот в "Дракуле Пера" читал, как раз неделю назад, - вступает в
разговор Митя, - Мент один пишет, что пятнадцать лет назад начали
трупы находить сильно изувеченные. И в двух случаях рядом с трупами
пылинки этого самого крюстокоитуса находили. А потом вышли на
потрошителя, его, значится, арестовали вечером и всю ночь допрашивали.
а у него, кстати, при обыске несколько граммов этого крюстокоитуса
сушёного нашли. Он к рассвету взмолился: дайте покурить оранжевой
травы, ну менты, ясное дело - звери, травы ему не дали. На него солнечный
луч рассветный упал, и он в миг обратился с жутким визгом в обугленный
скелет... А крюстокоитус на следующий день из сейфа пропал, никто не
знает как...
-- Ты больше эти жёлтые газетёнки читай... - ухмыльнулся Игорёк.
Я молча прошмыгнул в спальню и через минуту вернулся в комнату
с чёрным полиэтиленовым пакетом. Никто не заметил, что я вышел, да и
на моё возвращение особенного внимания не обратили, поэтому, когда я
вытряхнул содержимое пакета - унцию сушёной оранжевой травы - на
клеёнку, голоса затихли не сразу. А потом Игорёк хриплым голосом сказал:
-- Да, её я и видел у Носорогов...
-- Точно как в книге нарисована... - одновременно проговорил Вадик.
Потом все заговорили разом.
-- Откуда она у тебя? - наклонился ко мне, сидевший рядом Митя.
-- Кинули на Площади Вомбатов. Какой-то клошар предложил марихуаны,
а продал это...
-- Я тебе не завидую... Выкинь её на хер лучше... - вздохнул он.
-- Я так, наверное, и сделаю, а сейчас - давай лучше ещё гашиша заколотим!
- сменил я тему.
2.
Если ночью очень сильно обкуриться, а потом проспать весь день, то
вечером настроение просветлённое и хочется любить всех, особенно
красивых женщин. Она была красива и курила на соседней скамейке с
нарочито неприступным видом. Ей явно хотелось, чтобы я подошёл к ней.
Я внял её просьбе.
Через пять минут она щелчком отстрелила окурок в кусты, взяла меня
под руку и мы пошли вниз по улице Котов. Вскоре улица упёрлась в
Т-образный тупик и волей-неволей пришлось выбирать, куда повернуть.
-- Айда направо, Люда... - так её звали.
-- Почему именно направо?
-- Потому что я там живу, а я не люблю гулять...
-- Зачем же ты сидел в сквере?
-- Чтобы встретить тебя! За чем же ещё!
-- Именно меня?
-- Нет, конечно не именно, просто тебя.
Весь вечер и половину ночи мы провели, беседуя о часах и о градусах,
а когда над горизонтом появилась Утренняя Зведа, я достал из
холодильника бутылку:
-- Выпьем?
-- Чтож, выпьем, а что это?
-- О, это мой фирменный рецепт. Чесночная настойка.
-- Нет, мы, вампиры, чеснок не любим! - улыбнулась в ответ Люда и
накрыла узкой ладошкой рюмку.
-- Брезгуешь? Что изо рта пахнуть будет? Так я тоже с тобой выпью!
-- Я же сказала, мы вампиры, чеснок не любим. Спрячь её в холодильник...
-- А вина?
-- С удовольствием! Особенно красного!
-- Тебе не кажется, что ты играешь женщину-вамп несколько прямолинейно?
- спросил я после третьего стакана.
-- Я не играю! - ответила она несколько серьёзней, чем я ожидал.
-- Так может у тебя и тени нет?
-- Тень есть, это на нас, вампиров, всё наговаривают. С тенью всё в порядке.
-- Ну-ну.... - я понял, что поймал её - хотя и не знал сам, зачем мне это было надо,
а потому попытался пойти на попятную. Получилось неловко:
-- Но я надеюсь, что ты не сбежишь от меня с третьим криком петуха?
-- Я сбегу раньше, минут через двадцать, чтобы успеть лечь в свой гроб! -
посмотреа она на сеня сквозь рубиновую, вывернутую наизнанку каплю,
наполнявшую стакан.
-- Не надо, не делай этого! - закричал мой внутренний голос.
-- Почему? - спросил его я.
-- Я предупреждал!... - ему нечего было больше ответить, потому что я уже
положил сушёный листик крюстокоитуса перед Людой.
Она смотрела нескольно мгновений на листик, на меня, снова на листик,
снова на меня, а потом спросила потерявшим мелодичность тонким
визгливым голосом:
-- Это... Я могу это взять?..
-- Да! Но содним условием... ты покуришь его здесь и останешься весь
этот день со мной!
Чтож, всё вышло как нельзя лучше: у неё есть возможность остаться с
красивой миной: и доказать мне, что она настоящая женщина-вамп... хотя на
хрена ей эта роль... и красиво обыграть то, что она ляжет со мной в постель
в первую же ночь нашего знакомства: я покупаю любовь вампира, но дарю
ей возможность наслаждаться светом дня.
-- Ладно! Ты ведь знал, что я не откажусь! - и после паузы, - А у тебя её, ну...
травы... ещё много?
-- Пока ты захочешь оставаться со мной у тебя будет вдоволь крюстокоитуса...
- ответил я, всем своим видом изображая жестокого повелителя бедной рабыни.
Люда покурила крюстокоитус. А потом был рассвет. Горячий и влажный.
3.
Она ушла часов в одиннадцать, а я, обессиленный и обезумленный, уснул.
Уходя, она погладила меня по щеке и сказала:
-- Я знаю, что такого ты ещё не пробовал. С другими женщинами так не
бывает. Ещё бы, ведь я училась этому триста лет.
Комната вибрировала от станного звук. Он заполнил мой сон, а потом
разорвал его вклочья. Я открыл глаза и вскрикнул: комнату заполняли
сотни, тысячи, десятки тысяч чёрных с зелёным отливом мух. Их
становмилось всё больше. Казалось, стены порождают их. Я уже не
видел дальнего угла комнаты и размахивал руками, но несмотря на это
насекомые попадали мне в рот, а одна, особенно настырная тварь
забилась мне в левую ноздрю и изнутри заполняла пронзительным
жужжанием мой мозг. Я засунул в нос палец, пытаясь раздавить её,
но только протолкнул - живую, жужжащую - ещё глубже в носоглотку.
Секунды, потраченные на эту манипуляцию, мухи использовали на сто
процентов: несколько успели залететь мне в рот и - судорожный
рефлекторный вдох - оказались у меня в лёгких. Сухой мучительный
кашель потряс тело, но с каждым вдохом всё больше и больше
насекомых набивалось мне в лёгкие. Я увидел на мгновенье в зеркале
своё посиневшее от удушья лицо. Тёплая струйка потекла по моей ноге
и я умер.
Пробуждение из смерти было медленным и мучительным. Когда я
смог отличить свет от звука, пришло ощущение дискомфортного
холода. Я провёл по простыне и понял, что она промокла насквозь.
В комнате пахло мочой. За окном огромный багровый шар солнца
медленно плавил восковый горизонт.
Люда пришла через ночь. Часы пробили одиннадцать. Раздался
стук в дверь.
-- Привет! - сказала она.
-- Привет!
-- Наш договор ещё в силе?
-- Конечно, проходи...
Эта ночь была ещё прекрасней, чем позапрошлая. На рассвете,
забив сигарету с крюстокоитусом и выкурив её, Люда проговорила:
-- Милый, когда у тебя останется крюстокоитуса раза на три-
четыре, ты скажешь мне?
-- А откуда ты знаешь, что у меня нету поля крюстокоитуса? Вдруг
он у меня никогда не кончится?
-- Так не бывает! Крюстокоитус всегда когда-нибудь кончается...
-- Чтож, если моё поле засохнет, я скажу тебе.
День снова принёс смерть. На этот раз комната начала вращаться.
Всё быстрее и быстрее. Мой желудок панически пытался удержать
съеденное и выпитое, но вскоре рвотные массы, влекомые центобежной
силой с хрустом вырвались из моего пищевода, забрызгивая стены,
пол, потолок... Во рту появился кисло-солёный вкус. Кровь прилила к
голове, и огненные круги скрыли от меня реальность. Теперь уже сам
желудок, вывернувшись наизнанку стал катиться всё ближе и ближе
к горлу. Я почувствовал, как окровавленные кишки вылетают у меня
изо рта и умер.
На закте, отмывая комнату от кровавой рвоты я думал:
"Нет, несомненно, в том, что со мной происходит, виновата она.
Вампир? Конечно же чушь, но какие-то энергии она безусловно из
меня сосёт... А если, ну на секунду, поверить ей. Тогда выходит, что
она покупает у меня за секс день жизни, но я плачу за него днём
смерти. Весь счёт сходится... Закон сохранения жизней? А что такое
жизнь, как не энергия? Или она специально насылает на меня эти сны?
Но зачем? Чтобы получить весь крюстокоитус без платы? Но тогда
она - действительно вампир. Да и какая плата? Если бы она попросила
у меня всю эту сраную траву в первую же ночь нашего знакомства,
я отдал бы её... Ведь я думал, что это только повод для того чтобы
заняться любовью. И если я ошибаюсь, то..." Так и не придя ни к
какому выводу, я заработал тоскливую головную боль и решил, что
самым правильным будет поговорить с Людой начистоту.
4.
Она пришла ещё через два дня.
После того, как мы выпили вина и поговорили ни о чём, я внезапно
сказал:
-- А знаешь, после секса с тобой мне оба раза снилось, что я умираю...
-- Ну конечно, ведь...
-- Нет, не перебивай меня. Ответь мне на один вопрос: если я отдам
тебе весь крюстокоитус, который у меня есть, станешь ты приходить
ко мне ещё?
-- Как, всё поле? - насмешливо спросила Люда.
-- Ну, ты сама понимаешь, что никакого поля у меня нет...
-- И вся травка будет подарком?
-- Да!
-- Тогда я приду к тебе ещё один раз, но после этого ты очень пожалеешь,
что отдал мне весь крюстокоитус.... Я люблю тебя и хочу, чтобы ты
сталтаким же, как я... Ты уже видел два раза, что смерть - это совсем не
так страшно, как кажется! - рассмеялась Люда.
-- Ну, а если крюстокоитус кончится у меня... постепенно?
-- Тебя всё равно ждёт моя любовь!
-- Так ты хочешь сказать?..
-- Я хочу сказать, что в первю ночь тебе снились мухи, а во вторую...
Как тебе понравился вкус кишок?
-- Чтож, ты заставила меня поверить... Ладно, договор остаётся в силе... -
попытался я сделать хорошую мину при плохой игре.
На следующий день из моей комнаты медленно откачивали воздух.
Я задыхался долгие часы, а когда умер и проснулся, пошёл во двор и
срубил молоденькую осинку. Всю ночь я потратил на то, чтобы довести
острие кола до бритвенной остроты. "Это в наш договор не входило, но и
подыхать я не собираюсь, так что держись, детка!" - думал я, и снова
сомнения одолевали меня: "А если это всё же блеф? Ну сны она конечно
знать не может, если это - не её работа... А вдруг гипноз... если принять
такую версию: она действительно любит меня, но чтобы подчинить меня
себе... Так... ну, а что же должно быть в конце... Она убедит меня в том, что
я умер от её укуса и... Умру я или не умру, я стану её рабом... Нет, старина
Оккам всё же решил бы, что она - вампир... Да, если это всего лишь игра,
то мне она не нравится и мы проиграем оба..."
Она пришла на следующую же ночь. Я не заговаривал с ней о том,
что меня мучило до самого утра. Когда Люда одевалась, я спросил:
-- Ты знаешь, что я два раза ходил на Охоту?
-- Ты? Я бы по тебе не сказала...
-- Вот видишь, ты совсем не знаешь меня... А что если я не захочу стать
такой как ты и всажу тебе однажды в грудь осиновый кол или
серебряную пулю?
-- Ты уже связан со мной! Я выпила каплю твоей крови... Помнишь, когда
я пришла сюда в первый раз, и ты порезался кухонным ножом. Пока ты
ходил за пластырем...
-- Слушай! Ну хватит нести чушь! Скажи, что ты нормальная баба...
-- Я? Ты видел мою тень, потому что я этого хотела! Смотри! - она встала
и... да у неё не было тени.
Люда вынесла себе смертный приговор. Я вышел в соеднюю комнату
и принёс ей оранжевой травы, а когда она начала сосредоточенно забивать
её в сигарету, сходил ещё раз и принёс осиновый кол. До того, как я ударил
её, она успела взгляуть мне в лицо, и зрачки её расширились от ужаса.
-- Дурачок... - прошептала Люда, и струйка крови побежала изо рта на
воротник белого в сиреневый мелкий цветочек платья. Она попыталась
сказать что-то ещё, но судорога заткнула ей рот. Я отскочил назад, с
ужасом думая о том, что сейчас произойдёт. Реальность была страшнее
всех моих ожиданий. Тело, той кто любила меня так, что заставила убить,
лежало на ковре, вытянувшись в прощальной судороге.
-- Дурачок...
КОНЕЦ
РАССКАЗ ВТОРОЙ - ТРЕТЬЯ ОХОТА
1.
Я ходил на Охоту уже два раза и теперь, чтобы развеяться после
истории с женщиной-вамп Людой, решил сходить в третий раз. Два
месяца назад Пингвины убили трёх охотников, и теперь желающих
рискнуть стало намного меньше, поэтому на получение лицензии у
меня ушло всего пятнадцать минут.
Надо сказать, что когда пингвины !а называют их так за длинные
- до пят - балахоны и чёрные шапочки, которые они носят) считались
ещё людьми и жили в черте Города, за убийство пингвина
предусматривалось почти такое же наказание, как и за убийство
человека. Но вскоре пингвины расплодились до невозмжности и
власти решили выселить их и ограничить рождаемость. Когда
стало ясно, что пингвины, наперекор приказаниям властей,
продолжали плодиться как животные - в некоторых семьях было
по восемь-десять детей - возникли сомнения в том, что они вообще
люди. Двадцать пять лет назад пингвинов стало почти столько
же, сколько горожан и стало ясно, что нужно немедленно принимать
самые ршительные меры. Тогда Ратуша стала выдавать лицензии
на отстрел пингвинов. Некоторые возмущались этим - есть такие
чудаки, которые до сих пор считают пингвинов людьми, но
любителей охоты вроде меня это не смущает. У каждого есть право
на своё мнение. Несколько лет назад пингвины стали тайно
пробираться в Город и пришлось огородить резервацию колючей
проволоком под током - пробравшихся в Город и переодевшихся в
людей пингвинов очень трудно вычислить, потому что всё их отличие
от человека заключается в отсутствии крайней плоти. Не снимать
же штаны с каждого подозрительного горожанина!
Я шёл через лес в сторону резервации, и чем дальше отдалялся
от Города, тем более и более безмятежным, прозрачным и зелёным
становилось моё настроение. Огромные дубы, аркой сплетавшие
ветви в пьянящей высоте, и предчувствие близкой опасности
стирали из моей памяти недавние страшные события. Я никогда не
езжу на Охоту на машине. Пятичасовой поход через лес не истощает
меня, наоборот - дарит мне силу, заряжает и настраивает меня.
Застава на единственных воротах резервации.
-- Ого! Три дня уже ни одного охотника... - весело приветствовал
меня скучавший солдатик в пятнистой форме. Из здания пропускного
пункта вышел второй страж ворот, в офицерских погонах:
-- Добро пожаловать! Поохотиться? Сейчас самое время! Пингвины
расслабились, сейчас говорят потеряли острожность можно набить
десяток за полдня. Тут на прошлой неделе двое утром зашли, а
вечером с двенадцатью скальпами вышли!
-- Я думаю подольше задержаться...
-- Заночевать хотите внутри?
-- Да, пожалуй...
-- Смотрите, если что - можете у нас на заставе заночевать, а утром
пораньше и войти, дело-то уже к ночи...
-- Я люблю охотиться ночью.
-- Ну что тогда, дайте вашу лицензию.
-- Пожалуйста!
-- Ваше оружие, пожалуйста.
-- Зачем, раньше никогда не проверяли! - удивился я заминке.
-- Да тех троих замочили, потому что у них два ружья были и оба
дали осечку...
-- Пожалуйста! У меня осечки не будет...
-- Да... - восхищённо вздохнул солдатик
-- Я бы такую штуку и проверять не стал, сказал офицер, принимая
у меня автоматическую десятизарядную винтовку с глушителем и
оптическим прицелом - единственную вещь, которую я по-настоящему
любил.
Офицер всадл три пули в десятку мишени, и с улыбкой протянул
мне винтовку:
-- С такой штукой не пропадёшь! Успешной охоты!
-- До встречи! - отмахнулся я шутливым салютом.
Ворота пингвинятника раскрылись передо мной.
2.
Первый пингвин попался мне через сорок минут. Он брёл по лесу,
бормоча что-то себе под нос - здоровый жирный самец. Такого экземпляра
мне ещё не приходилось встречать. Седые волосы, выбивавшиеся из-под
чёрной круглой шапочки развивались на ветру, покрытый репьями низ
хламиды волочился по земле. Я безшумно вскинул винтовку и стал
дожидаться, пока он не повернётся ко мне лицом. Плавное нажатие на курок,
слабый хлопок - и голова пингвина почти отделяется от туловища. Быстро
выбегаю на поляну, достаю скальпировочный нож. Через две минуты я
исчезаю в густой дубраве с первым трофеем.
На второго пингвина я набрёл только через час, когда солнце уже почти
село и в лесу наступили густые сумерки. Он сидел на небольшом пеньке и ел
какой-то плод. Первым выстрелом я выбил из его рук надкусанный фрукт,
он метнулся в кусты, но я успел раньше, успел попасть точно в середину
спины между плечей. Снимая снего скальп, я внезапно услышал в кустах
какое-то шуршание. Спрятав трофей в сумку, я резко обернулся - винтовкана
изготовку - и успел увидеть пингвина, скрывшегося за кустами. На всякий
случай выстрелил в кусты. Крик. Охота становилась интересной. Я встал
метрах в двадцати от кустов, приник к стволу, вскинул винтовку и замер.
В кустах раздалось шуршание и в серой темноте метнулась из них смутная
тень. Я выстрелил - почти наугад и услышал хруст у себя за спиной. Слишлом
близко, чтобы поворачиваться. Я кувыркнулся через голову назад и
привстал на одно колено. Ствол винтовки упёрся в живот пингвина. Я
нажал на курок и в тот же миг темнота перед глазами расцветилась
ослепительным салютом , засасывая в тёмное никуда.
Прийти в себя от головной боли, разламывающей половину черепа я бы не
пожелал никому. Но очнуться при этом связанным и, приоткрыв еле-еле один
глаз обнаружить себя в деревне пингвинов... Мои дела обстояли плохо до
безысходности. Эти твари всё же заметили, что я очнулся и один из них
плеснул мне в лицо ледяной водой. Я задохнулся отфыркался и открыл оба
глаза.
-- Ты убил Кускуса, Чахчаха и Тустуса, горожанин. Мы не собираемся
больше прощать вам то, что вы отстреливаете нас, как диких зверей. Ты
умрёшь на рассвете.
Он ушёл, а я остался сидеть, привязанный к столбу, едва освещаемый
светом Луны. Вскоре мои глаза привыкли к темноте и я начал оглядывать
окружавшие меня дома пингвинов. Серые, почти без окон, стоящие окно-
в-окно каменные строения. нет, они точно не люди, люди задохнулись бы
в такой тесноте... И что интересно ещё - я вывернулся вправо и влево,
насколько позволяли верёвки - судя по всему меня никто не охраняет...
Видно, у них ещё никто не убегал. Да... Убежать отсюда непросто - узлы
они вязать умеют, к тому же ни винтовки, ни, я взглянул на пояс, ножа мне
не оставили.
Шорох... так, если это кто-то из родственников этих, как их - Уксус,
Пуксус, Хрюксус, собирается меня прикончить лично раньше, чем я решу,
как освободиться от верёвок, это будет грустно.
Девочка. Хотя нет, девушка. В таком же балахоне, как у пингвинов-
самцов, только с непокрытой головой.
-- Тебя убьют на рассвете! - шепчет она мне в ухо.
-- Знаю... - отвечаю я.
-- Тебе не хочется умирать... - полувопрос, полуутверждение.
-- Да, мне не хочется умирать! - отвечаю я уверенно-утвердительно.
-- Но ты убил троих наших и тебя, конечно, убьют.
-- Наверное так и будет...
-- Я могу спасти тебя!
-- Чтож, если можешь - спаси!
-- Хорошо, но с одним условием: ты заберёшь меня в Город. Я не хочу
быть зверем.
-- Как же я заберу тебя в Город? Тебя же не пропустят на заставе.
-- Я знаю как! Ты придёшь на охоту с другой женщиной, мы оставим
её здесь, а ты выведешь меня, как будто я - это она.
-- Чтож, хорошо, но если я убегу, разве не поймают меня ваши, пока я
доберусь до заставы. Ты должна вернуть мне моё ружьё и нож.
-- Нет, тогда ты убьёшь много наших и не вернёшься ко мне.
-- Ну и что ты предлагаешь?
-- У меня есть способ сделать так, что тебя не убьют, а ты не обманешь
меня!
-- Ну-ну?
-- Если я отрежу тебе краюнюю плоть - ты тоже станешь пингвином - так
вы нас называете? - она улыбнулась и я понял, что она если не красива, то уж
точно не уродлива, - Тебя не смогут убить - мы не убиваем своих. А эту
часть твоего тела я сохраню, и тебе придётся вернуться, иначе я сожгу
её, и ты умрёшь!
Это могло быть блефом. Это было крайне неприятно. Но другого выхода
я не видел.
-- Режь. Считай, что мы договорились!
Острый холодный металл полоснул мой член, брызнула кровь.
Спасительница прошептала мне на ухо несколько слов и исчезла.
3.
Небо на востоке порыжело, но солнце ещё не успело показаться над
горизонтом, когда за мной пришли.
Два дюжих пингвина, не глядя мне в лицо перерезали верёвки на запястьях
и ногах, но лишь для того, чтобы поставить меня и ещё крепче привязать
к столбу. На площади вокруг нас стал собираться народ. Лица пингвинов
светились ненавистью. Одна женщина попыталась броситься на меня,
протягивая скрюченные ненавистью пальцы к моему лицу, но её удержали.
Через пятнадцать минут, когда площадь была полна, те же двое -
как я понял -мои палачи - прокричали несколько фраз пингвинском наречии
- толпа разразилась криками злобы и одобрения, а некоторые самки завыли
вголос.
-- Ты убил трёх человек, хотя мы знаем, что ты нас за таковых не считаешь, -
громко сказал мне один из палачей, - И сейчас ты умрёшь!
-- И кто же из вас переступит Великий Закон? - насмешливо спросил я.
-- Великий Закон не касается тебя - ты не одной крови с нами!
-- Нет, я такой же как вы, я - один из вас! - крикнул я.
Толпа разразилась воплями ненависти.
-- А вы проверьте!
Один из палачей сорвал с меня брюки и ахнул, когда обнажился мой
запёкшийся кровью член без крайней плоти.
-- Да, но этого недостаточно! Ты должен знать тайное имя нашего народа!
Или ты - один из пингвинов?
-- Нет - я один из Евуссусеев! - громко, чтобы все слышали, выкрикнул я, и
смешки, раздававшиеся из толпы, мигом утихли. Пингвины расходились
с площади. Я был жив, но по-пржнему привязан к столбу.
Через три часа один из палачей вернулся и процедил сквозь зубы:
-- Да, мы не можем убить тебя. Но по нашим законам убийца сидит в склепе,
пока не умрёт. И кормить его никто не обязан. Если кто захочет - он имеет
право сделать это. Тогда мы и выясним, кто спас твою проклятую жизнь.
Жизнь убийцы моего отца.
Через пять минут отверстие в потолке низкого сырого каменного мешка,
в который меня столкнули, закрылось.
-- Решится ли девчонка спасти меня второй раз? - больше мне было не о чем
думать ближайшие два дня.
А через два дня она решилась.
-- Вылезай, скорее вылезай! - прошипела она через дыру в потолке.
Ослеплённый лунным светом я с трудом пошевелил затёкшими ногами.
-- Быстрее, у меня есть кувшин воды!
Эта новость заставила меня пулей вылететь на поверхность. У моих ног
лежал и тихо стонал пингвин - видимо мой страж - из его головы на траву
тянулась широкая лента крови.
Напившись и пожевав безвкусную лепёшку я понял, что она права, надо
торопиться.
-- Кстати, как тебя зовут, моя спасительница? - хрипло спросил я, еле
ворочая потрескавшимся языком.
-- А тебя как?
-- Меня - Май.
-- Чтож, тогда меня теперь - Майя...
-- Э, нет, мы так не договаривались - я должен только вывести тебя в
Город!
-- Ты сделаешь всё, что я скажу тебе! У меня есть часть твоего тела. Тебе
придётся кормить меня в городе, иначе ты умрёшь!
-- Да, ты всё просчитала, детка! - самым трудным было не расхохотаться, -
Кстати, меня не выпустят без ружья, с которым я пришёл... Мне дали его
при входе... Где оно?
-- Я принесу...
-- А ты не слишком рискуешь?
-- Я хочу жить в Городе!
-- Ладно, иди! И будь осторожна... Майя!
Она бесшумно растворилась в темноте. Не успел я допить воду из
кувшина, как она - так же тихо - вернулась. В одной руке она несла её,
мою любимую винтовку.
4.
Я попрощался с Майей километрах в пяти от пропускного пункта.
-- Тебе не стоит идти дальше, детка! Ты можешь стать лёгкой добычей
охотника раньше, чем я вернусь. Вообще, лучше возвращайся пока к
себе - твоё исчезновение не успели заметить... Я вернусь не раньше
чем через неделю. Мне надо получить новый пропуск и найти похожую
на тебя девушку... а это будет трудно - ты ведь такая красивая! - я
почти не кривил душой.
Теперь я мог считать, что мы квиты - она дала мне совет, который
спас мою жизнь, а я ей совет, который спасёт её. Я не против огненного
погребения своей крайней плоти.
Через заставу я вышел внутренне корчась от боли, но такой
уверенной походкой, что ни солдат, ни офицер, который поговорил
со мной на выходе, не догадались о моём увечье.
-- Как поохотились?
-- Совсем никак. Они очень осторожные стали! А погода кажется
портится... Пора уходить!
-- Не горюйте! Раз на раз не приходится! С таким оружием вы ещё
успеете настрелять этих уродцев вдоволь!
"Нет уж, дудки! Больше я сюда ни ногой!" - подумал я, а вслух
ответил:
-- До встречи, дружище!
Денег, вырученных от продажи винтовки мне как раз хватило
на пластическую операцию. Теперь я снова человек, а не Евуссусей.
КОНЕЦ
ДЕКАБРЬ 1998 - ЯНВАРЬ 1999
-- 4 --
|