В ПОЛЕ Разбойной осенью пугает поле короткой проседью и мокрой солью. Квасцовой чернью убита гнилость, и вод течение остановилось. Слоистым паром пурга дымитс. Вожжою парной трсёт возница. Ему улыбки приснились в облаке, златые рыбки в девичьем облике. На глаз ушанку изба надела, ид на пьнку, - такое дело, - себе во вред мороз стопы, везде их след - золы раскопы, в которых главное в дестом слое. Метель исправно метёт метлою за три полтины. Губастый мерин сопит, аршины окружь мер. Ось огиба по часовой, как колобок или часовой, рогатит месц вокруг мен, ежесекундно себ мен. И сам верчусь на той оси, зрачками чтобы не косить и духом полностью не окриветь, как ветер, впавший в круговерть. Но нет терпень глдеть во тьму, не относщуюс ни к чему, и звук, его не укоротишь, к стопам упал, как жжёный пыж, и месц стал персидским послом, замоченным по башке веслом. В пыли чернеет из жил вино. Так получилось, так суждено. ВЫТЕГРА Под корнми оборот с омутами и ключом. Вершу ложит старый чёрт водному под бочок. В ней запуталс сазан или худогривый сам. Кто гугукнул по лесам? Кто мигает из засад? Три над Вытегрой луча. Три над выдолбкой лица. Три сиют чернеца, слогом беса улича. КАК РЫБА Я лежу, как рыба вла лежит, на основе рамы, гаммы и пружин. Просыхает небо, и сенца возок скрип-да-скрип за сивкой, хром на колесо. А на море мачта гнётс и скрипит, и в галопе лодка, диво без копыт. Кто-то серну-солнце привзал к возку. Тот расплылс в луже, спицы наверху, как соринка в рби, поплавок в кругах. Солнце тоже съела радуга-дуга. Нацепсь глазом на горы вихор, где сосна и галка строт обиход, делаю усилье, поднимаю круп, делась крупнее, как бетона куб. Не пора ли, парень, - так или не так? - показать им рху, а рукой - кулак. Я иду босиком, иду босиком, препосанный лубным туеском. Волосок к волоску в кудель-бороде утекает к ногам и зелёной воде. На нули дроб лгушачью тьму, личину оттуда перезайму. "Пододвиньс! " - никчемна голова замигала, как пугана сова. Летом тут голосил соснк. Сухость кору разкидала на блики, и, засека на шишках шаг, девочка прыгала по землнике. Но подступала жара-татарва. Недоставало серьёзной грозы. Надо бы вспомнить чурьи слова, в дудки дудеть, бркать в тазы. Мигала рыба из воды и видела на небе скота округлые следы и зазеркальца-лебед, чей оклик предполётный был, как нисхожденье хора. Я ничего не позабыл из прошлого, которое лежит на дне моей души - рапановой шкатулки, где возникают камыши и гибнут переулки. К ВЕЧЕРУ Дело к вечеру, даже далее, к ночи, взоры людей пугающей порченой зеленью. Строфы, не стрось, становтс всё короче, рифмы при них не выспренней, а нацеленней на тех, кто дома, в поле, во всей вселенной кормит, пашет и просто глдит, вита, будто курфюрст, свободный от подати ленной, или поэт; тропинка его крута сбежала с лугов к таверне, где люд у обочин, лютней заворожён да заморской песней, солнце застопорил,- дело не близитс к ночи с нимбом её губительным, порчей и плесенью. 1997 |